Слово Для Жизни

Позывной Пастор рассказал «Обозревателю» о том, по каким религиозным вопросам советовались с ним бойцы «Донбасса», как в батальоне поступали с пленными русскими, почему попал к террористам его товарищ Зугрэс, которого приковали к «столбу позора». И для чего он — протестантский пастор из Киевской области — отправился на войну.

Не многим товарищам Пастора удалось остаться в живых, избежать увечья и не попасть в плен в Иловайском «котле». В селе Червоносельское (в 10 км. от Иловайска, в Амвросиевском районе Донецкой области) выжившие после обстрела русской армией украинцы ждали, что им придут на помощь. Но Пастор и еще двое бойцов решили выходить из окружения самостоятельно, ночью, хотя окрестные поля были заминированы.

Киевлянину Пастору 47 лет, он служит в церкви Центра евангельских церквей Украины в городе Яготин, но сейчас там вместо него «за старшего» осталась супруга.

- Что вас привело в батальон? 

- Я верю, что Бог мне так подсказал поступить. Что он мне сказал: «Ты мне нужен там». Я не вру, потому что я не любитель военных действий, но когда начались захваты и столкновения, не находил покоя. Майдан я продиванил (хотя мог всю неделю быть на Майдане, а служить по воскресеньям). А тут вышел на улицу, стал молиться, и вдруг начал плакать. Как только начал понимать, что если ребята уйдут на войну, не покаявшись, и погибнут, они все попадут в ад…

- В ад почему? Потому, что на войне убивают?         

- По причине неверия попадут.

Люди, которые жертвуют собой ради Родины, они могут оказаться в аду, если не успели покаяться или им не успел кто-то объяснить суть Евангелия спасения (то есть — что Иисус есть сын Божий, что он умер за грехи человеческие, и что он воскрес, если человек верует в эти три факта, то он наследует небо).

В таких случаях советуюсь с женой. Моя жена — Алефтина. Заметил, что она мудрый подсказчик.

Она говорит: «Что с тобой, что тебя колбасит?». «Я собрался в Донбасс» (в апреле это был единственный добровольческий батальон).

Але говорю: «Не понимаю, я больше переживаю за ребят, которые идут на фронт, нежели за свою церковь». Спрашивал жену, может, я начитался интернета и увлекся страстями, которые там кипят, может это больше мое желание по плоти? Попросил ее молиться, и она получила понимание, что я должен быть там.

В воскресенье я рукоположил Алю на пасторское служение (она была дьяконицей, и тоже имеет богословское образование) и в понедельник ушел в батальон.

- Противники любят говорить «с нами Бог», и наши добровольцы говорят так. А как понять — с кем Бог?

- Когда брали в плен «ДНРовцев» с шевроном «Русская православная армия», мы смеялись. Дела человеческие Бог не поддерживает. Он поддерживает свои дела. И они могут называть себя как хотят, но Господь не имеет ничего общего с этой армией. У нас артиллеристы не стреляют: «Во имя отца, и сына и святого духа, огонь!»

И идти в атаку, прикрываясь религией, я считаю неправильным.

- Какие наставления вы давали бойцам?                                 

- Я не капелан, а зам. ком. взвода (9 человек в подразделении) роты охраны. Но наставлял придерживаться библейских ценностей. Чтобы не лгали, не выпивали чересчур. И даже если они встретятся с врагом, чтобы это не приобретало крайнюю форму. Когда мы влетели в село Червоносельское и захватили пленных русских солдат, те сидели и пили чай - обычная русская безалаберность. Мы так быстро влетели, что они не успели опомниться. И я проводил дознание, запрещал кому либо кричать на них, бить их и так далее.

Видел в них образ и подобие Божье и понимал: будь их воля, они бы не пошли в Украину.

Они были напуганы. Я допросил их, узнал все. А когда ребята захотели сфотографировать пленных, или сфотографироваться на их фоне, я запретил.

Потому, что если им придется предстать перед ФСБ потом… Что они будут там говорить?

- А ведь наших пленных, ваших друзей из «Донбасса», сейчас очень жестоко пытают…

- К сожалению, это факт. И я молюсь за них.

 Не скажу, что не было такого случая, чтобы кто-то мучил или издевался над пленными «ДНРовцами» или российскими пленными… Не могу такого говорить, потому что и в нашей армии разное есть… Но люди и обстоятельства, которые попадали в сферу моего влияния… Не видел, чтобы пленные, которые были у нас в батальоне, чтобы над ними кто-то издевался. Их использовали на работах, но всем была оказана медицинская помощь.

- Почему тогда особо ненавистное отношение и у террористов, и у русских именно к бойцам «Донбасса»?

- Подозреваю, что природа этой ненависти — это страх. Чаще всего кто ненавидит? Слабый. Я не ненавижу. Четко различаю: есть люди, которые не знают истину и отравлены информацией.

- Как вы попали в окружение?

- В Иловайске я оказался где-то 15 августа, 28 мы попали в окружение, а 29-го мы были в той колонне, которую расстреляли. Колонна была очень длинная. Личного состава около тысячи человек. Началом колонны был батальон «Донбасс». Двигались из Иловайска в сторону Комсомольского. Ехали в основном на обычных гражданских машинах, автобусах, а по нам стреляли танки.  Часть колонны пошла другим путем, когда увидели, что впереди обстреливают, они остановились. А мы прорывались в сторону Комсомольское (Старобешевский район), но туда так и не доехали. Доехали до Червоносельского, но в нашей колонне 98% всей техники было уничтожено, остались всего 2 машины, моя и еще один грузовичок.

- Как вам удалось выжить?  

Я ехал с командиром 2 роты, позывной Дед, были в одиннадцатой машине. Я ехал на… есть такая русская машина «Калина». У нас была рация и я слышал разговор, чтобы мы сдали технику, а наш начальник сказал, что мы будем прорываться. Были договоренности, в одном из подразделений были русские пленные, и мы просили, чтобы русские организовали этот зеленый коридор. Но, как говорил один офицер, что возможно до майора такие договоренности и были, а когда вмешались высшие чины, этот выход не прошел. Потом, когда мы захватили пленных танкистов, оказалось что они ожидали нашу колонну 3 дня, и знали о наших планах.

24 августа, когда в Киеве был парад, нас оставили незащищенными, и русские нас окружили.

Выходя из окружения, мы проходили те места, где стояли русские танки. Я находил пустые тубусы радиоуправляемых ракет, и было видно по постановке танков, что нас подстерегали.

В Червоносельском мы весь день еще воевали, наши разведчики делали вылазки, уничтожили несколько танков, один захватили, но не смогли завести.

Наши командиры планировали еще один прорыв, но не получилось. Под вечер подъехали несколько машин от русских уже вплотную, и кто-то из офицеров договаривался с ними о нашей дальнейшей судьбе. Вечером 29-го в районе восьми вечера предложили забрать наших тяжело раненых и мы им отдали пленных русских солдат и сержантов, одного очень тяжело раненого, которого нашли возле БТРа — по-моему, Никита его звали — специально за ним пошла группа.

- И как принималось решение сдаваться в плен?     

- Такое решение противоречило нашему духу абсолютно, и оно не принималось, не могло быть принято. Была информация, что комбатом организована колонна автомашин, чтобы забрать нас, что руководство делает все, чтобы нас вытащить. Никто не знал, что колонна не дойдет. Но позывной Дед и позывной Лермонтов — 2 командира на тот момент, которые были наши офицеры, они дали командирское разрешение выходить — тем, кто может. В ночь, по-тихому, как разведчики. Основной мотив был сохранить жизни бойцов.

В Червоносельском нас продолжали обстреливать, я был ранен осколком в спину и ногу. После ранения ходил в медсанчасть, просил вырезать осколок из ноги, а медсестра говорит: «Нет, вас заберут в госпиталь сделают снимок и тогда заберут эту железяку, и вы знаете, меня это ободрило. Все-таки будем дома..» В ночь на 30 августа я помолился и услышал: «Беги, спасай свою душу». 

Это происходило на улице. Как раз вышел еще один боец — покурить на крыльцо, и  я предложил ему идти со мной. Предложил и еще одному пойти. Прежде чем отправиться, мы встали втроем, взялись за руки и помолились. Со мной  ушли Коха и Зугрэс.

- Там же все вокруг было заминировано, как же вы преодолели эти поля?

- Несколько раз запутывались в растяжках, но если их вовремя обнаруживаешь, есть возможность выбраться. Возможно, это были русские растяжки, но чьи — не могу знать.

Мы взяли немного воды, еды, спальный мешок, были с полным боекомплектом.

Шли больше 4 суток. Так легко, как мы — так никто не выходил. Некоторые шли больше 20 дней. И я понимаю, что в нашем спасении была рука Божья. Мы ни на кого не натыкались. Вовремя я смотрел в бинокль и мы первыми замечали врага, обходили их посты, их «секреты». И я верю, что в этом есть провидение Божье.

У нас был компас, мы знали направление, но у нас не было карты. Картой мне служила моя ладонь, — показывает пальцем на ладони, — Я знал, что вот тут Донецк, чуть ниже Иловайск. Если тут север, то там юг, а мне надо на юго-запад.

- А как вы потеряли Зугрэса? Этот боец в его родном городе Зугрэс претерпевает пытки: сторонники «ДНР» его поставили к с «столбу» позора, публично били, истязали, сейчас он в плену…

- У него была трещина левой ноги, он сильно ногу повредил. Он сам из Зугрэса, и было принято решение, чтобы он сам дошел домой, мы его сопроводили ближе к его городу…

А мы хотели идти в Комсомольское, но нам сказали, что этот населенный пункт уже занят русскими. Мы видели вдалеке их блокпост.

Настолько устали, что я снова помолился, и… мы остановили человека, ехавшего вообще в другом направлении. И он нас завез под Волноваху. Около 50 км. провез нас по дороге и доставил туда, где были уже наши.

И я верю, что рука Божья и тут нам помогала.

- А что кушали по дороге?          

- А нам по пути попадались и наши стоянки в зеленке, и стоянки русских. Уже пустые, слава Богу. Таких стоянок мы прошли пять. И там, и там находили пайки. И в селах куда заходили, нам тоже помогали.

- Эти люди понимали, что вы «каратели» — как внушает им «ДНРовская» пропаганда, «донбассовцы» — это те, кто «карает мирное население Донбасса»…

- Один раз мы открылись, а в другие разы нет, но люди понимали, кто мы. И они нам помогали. Давали воду и указывали направление. Вода заканчивалась через каждые 4 часа и мы ее брали у людей, заходили в каждое село. Боялись. А делать нечего.

- В Волновахе как вас встретили?

- Очень обрадовались, все думали, что я двухсотый.

- Сколько людей из вашего батальона смогли выйти из окружения?  

-  Порядка 7- 8 групп. Все вышли благополучно. А кто попал в плен, те не все спасены… Колонну (которая должна была прийти на помощь — Т.З.) — ее ждали до последнего…

А утром 30-го августа, когда поздно было уже выходить, и помощь не пришла, получилась ситуация: или нас обстреливают, уничтожают градами, или мы сдаемся. Само окружение происходило в районе 8-9 утра…

Сейчас мы делаем все, чтобы спасти наших пленных. Я общался с высшим офицерским составом. Нажимаются все клавиши, но есть факторы, которые мешают. Один из них, по словам командира: что батальон «Донбасс» не выпускают, бойцы стали заложниками.

Нам сказали: если батальон появится на фронте, они начнут убивать заложников и отправлять куски тел родственникам бойцов.

Где кто живет — они знают, о нас информация есть в интернете. Будут держать пленных, чтобы мы не воевали. Это способ связать руки.

- Вам приходилось убивать на фронте?

- Нет, слава Богу. Но верующему можно стрелять в противника. Можно ранить, покалечить, убить. Хотя это не обязательно… Многие считают, что нельзя убивать, и потому нельзя воевать.. Кто из богословов знаком с древнееврейским языком, каким была написана Тора, тот знает… Слово «убить» имеет несколько значений.

Когда в Торе написано «не убий» в 10 заповедях, применяется слово «рацах». Во всех остальных случаях, когда речь идет об убийстве, например, Каином Авеля — применяется слово «шахат». А когда Господь уничтожил все человечество? Это же убийство тоже… Там написано слово «шахат». «Рацах» — в тех местах Библии, где убийство осуждаемое, а когда «шахат» — там убийство допустимое.

В 10 заповедях «не убий» означает — с корыстью: не убий, чтобы приобрести жену, вола или дом. Во имя Родины — это другое, ради защиты семьи и отечества Бог не осуждает убийство. Есть такое выражение: поразить противника… Господь в Библии назвал себя Господь воинств.

- Обращались к вам бойцы на фронте за подобными разъяснениями?   

- Об убийстве — это был один из самых популярных вопросов. А еще были вопросы: а можно ли грабить убитого, если я убил врага… Я говорил, что по этическим нормам это некрасиво, нельзя. Но если у тебя нету оружия, его можно взять у убитого врага. Если ты бос, и его обувь подойдет тебе — можно снять обувь. А если тобой корысть руководит — то нельзя